Пробудившийся любовник - Страница 36

Джон опустил руку и отвернулся к окну, проклиная себя за несдержанность.

Блэйлок сбавил обороты и представил остальных ребят. Белобрысого звали Лэш. Подходящее имечко.

— Тэррор, — пробормотал Блэйлок. — Старинное имя. Обычно так зовут воинов.

Джон нахмурился, понимая, что пора уходить в тень, и написал: «А твое разве нет? А их?»

Парень покачал головой.

— В наших жилах течет кровь воинов, поэтому нас и отобрали, но имена попроще… А твои предки — кто? Неужели кто-то из братьев?

Джон нахмурился. Такой вариант ему в голову не приходил…

— Воображает, что он слишком хорош, чтобы ответить, — сказал Лэш.

Джон пропустил замечание мимо ушей. Понимая, что со своим именем, человеческим воспитанием и немотой он обречен на постоянные издевки. Похоже, вся эта школа станет долгоиграющим тестом на выживание, так что имело смысл поберечь силы.

Дорога заняла минут пятнадцать, из которых последние пять, судя по остановкам, они проезжали систему ворот тренировочного центра.

Когда автобус остановился, и перегородка поднялась, Джон надел рюкзак, закинул на плечо сумку и первым выбрался наружу. Со вчерашнего дня подземная парковка почти не изменилась: прибавился только их автобус. Он отошел в сторону, наблюдая за клубящейся публикой в белых кимоно.

Ворота распахнулись, и «публика» замерла на месте.

Фури умел произвести впечатление. Роскошная грива и фигура атлета, затянутая в черную кожу, заставили всех прикусить языки.

— Привет, Джон, — воин помахал рукой. — Как дела?

Ученики перевели взгляд на Джона.

Тот улыбнулся в ответ. И попытался раствориться в толпе.

Белла молча смотрела, как Зетист мечется по комнате. Похоже, он испытывал те же чувства, что и она прошлой ночью. Словно запертый в клетке, несчастный, загнанный зверь.

Так какого же черта его мучить?

Она уже открыла рот, чтобы все отменить, как вдруг Зетист остановился около двери в ванную.

— Подожди минутку, — попросил он и захлопнул за собой дверь.

Белла присела на кровать, надеясь, что это ненадолго. Но, услышав, как включился душ, погрузилась в раздумья.

Попыталась представить, как возвращается в родной дом, открывает двери, проходит по знакомым комнатам, сидит на стульях и спит в знакомой с детства кровати. Что-то было не так. Как если бы не она сама, а ее призрак туда вернулся.

О чем говорить с матерью и братом? И как себя вести с глимерией?

Репутация Беллы в высшем обществе пошатнулась еще до похищения, а теперь на ней можно было ставить крест. Жить в яме, в плену у лессера… Аристократия этого определенно не поймет и осудит. Поэтому мать и разговаривала так сухо.

«Боже», — вздрогнула от ужаса Белла. Во что превратится жизнь?

Единственное, что помогало не развалиться на куски, — это мысль о том, что она будет спать рядом с Зетистом, который, как лед, вымораживал панику и, как огонь, согревал тело.

Убийца на страже ее покоя.

Нужно держаться возле него. Как можно дольше. И только потом, может быть, снова выбираться в свет.

Она нахмурилась, осознав, что Зет как-то слишком надолго застрял в ванной.

Взгляд упал на подстилку в углу. Как можно там спать? На жестком полу, без подушки и одеяла…

Она посмотрела на череп, лежавший рядом. Черная кожаная лента между зубами. Наверное, это был любимый человек. Может, жена? Хотя говорили, что он женат не был. Умерла ли она своей смертью, или ее убили? Из-за чего он так зол?

Белла бросила нетерпеливый взгляд в сторону ванной. Он что, заснул?

Она подошла и постучала. Не дождавшись ответа, медленно открыла дверь и содрогнулась от холода.

— Зетист?

Он сидел на полу под струей ледяной воды и со стоном оттирал запястья мочалкой.

— Зетист!

Белла распахнула стеклянную дверь душа и закрыла кран.

— Что ты делаешь?

Раскачиваясь взад и вперед, он поднял безумные глаза. Кожа вокруг меток раба была стерта до крови.

— Зетист? — Белла пыталась говорить спокойно. — Что ты делаешь?

— М… моюсь. Не хочу, чтобы ты запачкалась.

Он поднял руку, кровь потекла по предплечью.

— Видишь, сколько грязи? Она повсюду. Даже внутри.

Его слова напугали ее больше, чем поведение. Логика отдавала чистейшим безумием.

Белла взяла полотенце, вошла в душевую кабину и нагнулась, чтобы отобрать мочалку.

Осторожно промокнув ободранные руки, возразила:

— Ты чист.

— Ох нет. Вовсе нет. — Его голос сорвался. — Я не чистый, а грязный, я грязный, грязный…

Рокот его голоса отражался от кафельных стен, заполняя ванную истерическим эхом.

— Что, ты не видишь грязь? Она всюду. Облепила меня всего. Въелась в кожу…

— Ш-ш. Позволь мне только…

Стараясь не спускать с него глаз… боясь представить, что он мог сделать в таком состоянии… Белла сняла еще одно полотенце и накинула Зету на плечи. Но когда попыталась помочь ему встать, он отшатнулся и прохрипел:

— Не прикасайся ко мне. Ты испачкаешься.

Она опустилась на колени, намочив полы шелкового халата, не обращая внимания на холод.

Господи… Он выглядел жертвой кораблекрушения: невидящие безумные глаза, ноги, облепленные мокрыми штанами, кожа в мурашках. Посиневшие губы и лязгающие от холода зубы.

— Мне так жаль…

Хотелось повторить, что никакой грязи нет, но она боялась разбудить утихшую истерику.

В наступившей тишине звук капель напоминал стук барабана. Под эти ритмичные удары Белла вспомнила ту ночь, когда пришла в его спальню… и как его выворачивало наизнанку над унитазом только потому, что он прикоснулся к ее возбужденному телу.